Дело волчат. Часть I. Событие преступления
Третьего июня 1943 года в семь часов семь минут вечера пятнадцатилетний Володя Шахурин, сын наркома авиационной промышленности СССР Алексея Ивановича Шахурина выстрелом из пистолета «Walther РРК» убил свою одноклассницу Нину Уманскую – дочь известного советского дипломата Константина Александровича Уманского, только что назначенного Чрезвычайным и полномочным посланником СССР в Мексике (официально – в Мексиканских Соединённых Штатах).
После чего выстрелил себе в висок из того же пистолета. Однако умер он не сразу, а спустя сутки, ибо даже выстрел в голову из малогабаритного короткоствольного (всего 83 мм) «вальтера», использовавшего маломощный патрон 7,65х17 мм (он же .32 АСР) приводил к мгновенному летальному исходу лишь при определённом везении.
Убийство произошло на Большом Каменном мосту, буквально в двух шагах от Кремля – наиболее тщательно охраняемого режимного объекта в СССР, поэтому в считанные минуты на месте преступления появились сразу несколько нарядов московской милиции.
Действовали строго по инструкции – огородили место преступления вешками и верёвкой, бегло осмотрели трупы (разумеется, с почтительного расстояния и ничего не трогая) и, убедившись, что имело место событие тяжкого преступления (убийство с применением огнестрельного оружия и последующим то ли самоубийством, то ли вторым убийством) немедленно сообщили куда следует.
А следовало сообщить на знаменитую Петровку 38, в знаменитый МУР. Учитывая, где произощло преступление и с помощью какого оружия (огнестрельного, да ещё и немецкого производства), сообщили напрямую начальнику МУРа, комиссару милиции 3-го ранга (эквивалент армейского генерал-майора) Касриэлю Менделевич Рудину.
Одному из немногих «лиц еврейской национальности» в системе НКВД, уцелевших и даже сохранивших должность после «Большой чистки» 1936-38 годов.
Комиссар милиции Рудин действовал тоже строго по инструкции. Поэтому немедленно позвонил в Прокуратуру СССР (учитывая важность дела, напрямую Прокурору СССР Виктору Михайловичу Бочкову) на предмет формирования совместной оперативной-следственной группы Прокуратуры и уголовного розыска. В группу предсказуемо вошли лучшие оперативники убойного отдела МУРа, а также лучшие следователи и эксперты-криминалисты Прокуратуры СССР.
Возглавил группу (тоже предсказуемо) начальник Следственного отдела прокуратуры СССР, государственный советник юстиции 2-го класса (генерал-лейтенант юстиции) Лев Романович Шейнин.
Формирование группы, разумеется, заняло определённое время, поэтому на место преступления сыщики, следователи и эксперты прибыли лишь в начале девятого. Что генерала Шейнина не беспокоило совсем, ибо даже по краткому описанию места преступления, полученному от милиционеров, ему было интуитивно ясно, что речь идёт об убийстве с последующим самоубийством (учитывая возраст обеих жертв, скорее всего, на почве неразделённой любви или ревности).
Факт огнестрела его тоже не напрягал, ибо уже года два Москва была просто наводнена огнестрельным оружием – как отечественным, так и трофейным. Поэтому даже для небогатого москвича раздобыть левый ствол было совсем несложно – было бы желание.
Поэтому он совершенно не сомневался (сказывался почти тридцатилетний способ работы следователем), что дело хоть, возможно, и политическое (ибо в двух шагах от самого Кремля всё-таки), но с чисто технической точки зрения проще некуда.
Ну достал юноша левый ствол для защиты от бандитов и уличной шпаны, от которых даже в дневное время даже в центре города прохода не было, ну повздорил со своей девушкой, ну вспылил, ну выхватил волыну. Бах-бах – и вот вам два трупа. Не он первый, не он, увы, последний.
Однако прибыв на место преступления, Лев Романович был неприятно удивлён тем, что там уже работала другая следственная группа. Несколько штатских, одетых в качественные (и даже стильные) серые костюмы.
Судя по тому, насколько по-хозяйски они вели себя на месте преступления, и по припаркованному невдалеке роскошному авто (лимузину ЗИС-101), сомнений в принадлежности конкурентов не было и быть не могло.
Это были сотрудники Следственной части по особо важным делам лишь недавно (менее двух месяцев как) созданного Народного комиссариата государственной безопасности. Во главе с начальником оной – комиссаром госбезопасности (генерал-майором) тёзкой Льва Романовича – Львом Эмильевичем Влодзимирским.
«И когда они только успели?» — мрачно подумал Шейнин. Но промолчал.
Комиссар госбезопасности неожиданно приветливо поздоровался со своим коллегой из прокуратуры (видимо, в очередной раз наслаждаясь важной аппаратной победой над заклятым соперником) и сообщил:
«Убитая – Нина Константиновна Уманская, пятнадцати лет. Ученица девятого класса московской школы номер 175. »
Шейнин с трудом сдержался, чтобы не вздохнуть с облегчением. 175-я школа была не просто элитной, а уникально элитной. Ибо в ней обучались не только дети самой что ни на есть партийно-государственной верхушки СССР – Берии, Молотова, Булганина, Анастаса Микояна, Туполева, наркома авиапромышленности Шахурина, но и дети самого Сталина.
Вляпаться в дело об убийстве ученицы такой школы было самым страшным кошмаром для любого следователя. Даже для такого заслуженного и высокопоставленного как Шейнин.
Поэтому Лев Романович был бесконечно рад, что в этом чудовищном дерьме (а ничем иным такое дело не было и быть не могло) будет копаться новоиспечённый НКГБ. А Прокуратура будет так, на подхвате (по сути, ни за что не отвечая). А если повезёт, то и вообще отойдёт в сторону.
Не повезло. Ибо тёзка спокойно и даже как-то бесстрастно заявил:
«Пока непохоже, чтобы этот дело по нашей линии. Больше похоже на то, что пацан где-то добыл левый ствол – дурацкую хлопушку Walther PPK, от ревности или по неразделённой любви хлопнул даму сердца, а потом себя. Даже тут не справился, сосунок – его на скорой увезли в Кремлёвку. »
Главную московскую больницу на углу улицы Грановского (бывшего Романова переулка) и улицы Воздвиженка.
«. где он, скорее всего, отдаст концы нне приходя в сознание. »
«Жаль» — подумал Шейнин. «Значит, допросить не удастся». Но промолчал. Ибо пока что надеялся, что это быдет головной болью не Прокуратуры, а НКГБ.
Влодзимирский между тем продолжал:
«Но поскольку оружие немецкое, жертва дочь высокопоставленного советского дипломата – да ещё только что назначенного послом в Мексику – подбрюшье и задний двор США, да и убийца-самоубийца мальчик не простой совсем. »
Он протянул коллеге пропуск в 175-ю школу. С фотографии смотрел привлекательный юноша с приятным, открытым, добрым, светлым и совсем ещё детским лицом.
Ни разу не похожий ни на самоубийцу, ни, тем более, на убийцу. Впрочем, Лев Романович прекрасно знал, насколько обманчивой может быть внешность.
С крайним удивлением и даже некоторым ужасом следователь прокуратуры прочитал ФИО юноши на пропуске: Шахурин Владимир Алексеевич.
Сын Алексея Ивановича Шахурина – генерал-полковника авиации и руководителя едва ли не важнейшего во время войны наркомата – авиационной промышленности.
Желание спихнуть весь этот кошмар в Следственную часть НКГБ стало просто непреодолимым.
«Не знаю, как там получится де-юре – это только следствие выяснит» — наставительно произнёс Влодзимирский, «но де-факто это есть не что иное как террористический акт, направленный против важнейшего оборонного наркомата. »
Сделал убийственную паузу (сотрудники госбезопасности это умели почище лучших актёров) и заключил:
«. поэтому было принято решение создать объединённую следственную группу, включив в неё сотрудников МУРа, Прокуратуры и Следственной части НКГБ. »
Кем было принято решение, комиссар госбезопасности не уточнил. Ибо в этом не было ни малейшей необходимости. Оба прекрасно знали, что решение это мог принять (кроме самого Сталина, разумеется), только один человек.
Лаврентий Павлович Берия. Народный комиссар внутренних дел и заместитель председателя Совета народных комиссаров СССР (вице-премьер), курировавший работу и «своего» НКВД, и НКГБ, и Прокуратуры СССР. И, таким образом, прямой начальник «обоих Львов».
Кроме того, Берия был членом Государственного Комитета Обороны (ГКО) СССР – высшего органа власти в военное время. В котором курировал и ВВС, и авиационную промышленность Страны Советов (и тем самым был де-факто начальником наркома авиапромышленности Шахурина).
«Ладно» — вздохнул Влодзимирский. «Это всё бюрократические детали. Пойдём лучше допросим главного свидетеля. Пока он от страха тоже не впал в кому. »
Главным свидетелем оказался тоже весьма не простой юноша. Это был не кто иной как 15-летний Вано Микоян – сын Анастаса Ованесовича Микояна, одного из ближайших сподвижников Сталина, члена Политбюро ЦК ВКП(б), заместителя председателя Совнаркома, наркома внешней торговли СССР.
Кроме этого, он был ещё и членом ГКО, в котором отвечал за продовольственно-вещевое снабжения Красной армии, эвакуацию (в первые месяцы войны) и восстановление освобождённых от немецких оккупантов территорий.
Вано показал, что на этот вечер у них (в смысле, у него, Володи Шахурина и Нины Уманской) был запланирован поход в кино на вечерний сеанс. Перед этим они решили погулять по Москве, благо погода была очень даже подходящая. Неожиданно Володя попросил его отойти в сторонку – ему нужно было о чём-то приватно поговорить с Ниной.
Вано отошёл на почтительное расстояние, с которого вынужден был наблюдать, как приватный разговор очень быстро перерос в бурную ссору. В какой-то момент Нина сказала Володе что-то очень резкое, злое и обидное (что именно, Вано не расслышал), после чего развернулась и побежала прочь – вниз по ступенькакм лестницы Большого Каменного моста.
К ужасу Вано, его друг выхватил из кармана пистолет. и выстрелил в голову убегающей от него девушке. После чего постоял несколько минут – и застрелился из того же пистолета.
«Другие свидетели это подтверждают» — прокомментировал комиссар госбезопасности. «Показания наряда, обнаружившего тела, вроде бы тоже»
По словам Вано, он был настолько потрясен случившимся, что немедленно бросиля бежать куда глаза глядят. Минут через десять-пятнадцать остыл и вернулся на место преступления, чтобы исполнить свой гражданский долг комсомольца, сообщив правоохранительным органам всё, что ему известно о произошедшем.
Следователь Шейнин сразу понял, как его коллегам-конкурентам из НКГБ удалось так быстро появиться на месте преступления. Ибо было совершенно очевидно, что Вано отнюдь не потерял голову, став свидетелем убийства-самоубийства.
Наоборот, он сохранил завидное хладнокровие и поэтому принял единственно правильное решение – позвонить отцу. Не ради себя – ради него, чтобы о преступлении, свидетелем которого стал его сын, кремлёвскому небожителю сообщил его ребёнок, а не следователи Прокуратуры или, того хуже, госбезопасности.
Шейнин прекрасно знал, что все разговоры всех «небожителей» прослушивает НКГБ (Сталин был тем ещё параноиком, поэтому ему везде мерещились заговоры).
А соответствующим сотрудникам оного (т.н. «слухачам») было приказано немедленно сообщать обо всех чрезвычайных происшествиях лично народному комиссару государственной безопасности СССР, комиссару государственной безопасности 1-го ранга (генералу армии) Всеволоду Николаевичу Меркулову.
Убийство, в котором был замешан сын члена Политбюро, было происшествием сверх-чрезвычайным. Поэтому Меркулов немедленно доложил о произошедшем своему начальнику Лаврентию Павловичу Берии.
И немедленно сформировал следственную группу, которую предсказуемо возглавил начальник Следственной части НКГБ. А поскольку следственная группа состояла из сотрудников одного ведомства, а не двух, то её и сформировали, и доставили на место преступления намного быстрее.
К июлю 1943 года Лев Эмильевич Влодзимирский проработал в органах госбезопасности СССР уже полтора десятилетия. Включая, разумеется, и время так называемой «Большой чистки» 1936-38 годов, во время которой расстреливали и наркомов, и даже членов Политбюро (Косиора, Чубаря и т.д.).
Поэтому к «золотой молодёжи» (детишкам «кремлёвских небожителей») не испытывал ни малейшего пиетета. И потому немедленно распорядился проверить руки и одежду Вано на предмет наличия следов пороховых газов с помощью соответствующих реактивов. На всякий случай.
Результат оказался отрицательным, вымыть руки за столь короткое время Микояну-младшему было негде, поэтому его (пока) отпустили с миром.
«Ладно» — вздохнул Влодзимирский, «отрицательный результат в данном случае результат очень даже положительный»
С этим его коллега из Прокуратуры был согласен чуть более чем полностью.
Комиссар госбезопасности взглянул на часы.
«Ордер на обыск должен быть уже на месте. »
Подписанный Прокурором СССР, не иначе.
«. поэтому давай-ка мы с тобой и с нашей свитой прокатимся на квартиру к этому. стрелку-недоноску. Чует мой сердце, что мы там найдём. много чего интересного»
Опытный госбезопасник как в воду глядел. Ибо помимо внушительной библиотеки в высшей степени неожиданного содержания в потайном месте (потайном от недалёких в этом плане родителей и ещё более недалёкой домработницы, но никак не для профессионалов из НКГБ) в комнате Шахурина-младшего обнаружилась тетрадь.
Внешне обычная школьная тетрадь в 48 листов стандартного формата в стандартном (что характерно) коричневом переплёте.
На первом листе тетради зловеще-готическим шрифтом были начертаны всего два слова:
Источник
Как дети советской элиты играли в фашистов
Дело «волчат»
Семьдесят пять лет назад, летом 1943 года, в Москве произошло преступление, все подробности которого тут же были засекречены. Причина была не только в том, что и сам преступник, и его жертва являлись детьми высокопоставленных советских чиновников, – убийство произошло в двух шагах от Кремля.
Как вскоре выяснило следствие, сын наркома авиационной промышленности Владимир Шахурин, застреливший дочь дипломата Уманского, являлся членом неформальной молодёжной организации, в которую входили отпрыски первых лиц государства, в том числе и племянник Иосифа Сталина. Свою организацию, основой для которой стала идеология фашизма, подростки называли «Четвёртый рейх».
Об этом деле до сих пор не существует доступных публике официальных свидетельств – будто и не было ничего вовсе. Есть лишь несколько полудокументальных книг, где не поймёшь, что фантазия автора, а что правда. Тем не менее косвенные улики налицо, в их числе – могилы обоих участников этой кровавой драмы на Новодевичьем кладбище, а также воспоминания их современников и знакомых. В частности, племянник Сталина Владимир Аллилуев, лично знавший Шахурина (на фото), в своей книге «Хроника одной семьи» вспоминает события 3 июня 1943 года: «Мы играли с ребятами во дворе и, услышав два выстрела, кинулись посмотреть, что же произошло. Когда прибежали к лестнице, всё уже было кончено…».
Имеется в виду двор жилого комплекса ЦИК – знаменитого Дома на набережной – на Болотной площади, где жили семьи советской правительствующей элиты. Лестница – боковой спуск ведущего к Кремлю Большого Каменного моста. Именно здесь летним вечером состоялось последнее свидание Владимира Шахурина с его одноклассницей Ниной Уманской. «Нина должна была улететь в США вместе с родителями, – пишет Владимир Аллилуев, учившийся в той же предназначенной для детей партийной верхушки 175-й школе. – Володя любил Нину и стал упрашивать её не улетать, остаться в Москве. Нина посмеялась над этой просьбой и, помахав ему на прощанье, стала спускаться по лестнице. И тогда Володя достал из кармана пистолет и выстрелил сначала в Нину, затем себе в висок. Нина погибла сразу, а Володя умер в больнице на другой день».
«Фюрер» подпольной организации
О трагическом происшествии моментально стало известно не только на Петровке, но и на Лубянке. Шутка ли – убиты сын наркома и дочь советского посла! Чекисты по своей линии отрабатывали версию о появлении немецких диверсантов, охотящихся в столице на детей видных функционеров. Однако вскоре стало понятно, что шпионы тут ни при чём – следователь прокуратуры Лев Шейнин однозначно установил факт самоубийства. Да и одноклассники Шахурина подтвердили: юноша на самом деле неровно дышал к красавице Нине. Оставался лишь вопрос, откуда подросток взял пистолет. Оружие дома в то время имел почти каждый высокопоставленный советский чиновник, однако нарком Шахурин сразу же заявил, что злополучный вальтер он видит впервые в жизни. Вскоре выяснилось: пистолет принадлежал семье заместителя председателя Совета народных комиссаров, наркома внешней торговли СССР и одного из ближайших сподвижников Сталина Анастасу Микояну, с чьим сыном Иваном Шахурин дружил и учился в одном классе. Такой поворот событий не обрадовал следователя: нить расследования вела на такие вершины власти, что можно было запросто свернуть себе голову. Но то, что случилось дальше, оказалось ещё более неожиданным и шокирующим.
При владельце «Стройтехносервиса» Владимире Ермаченкове долги перед бюджетом повесили на номиналов
Члены организации рассчитывали в будущем взять власть в стране в свои руки. Не путём переворота, конечно, а строя гарантированную отцами успешную карьеру и занимая высокие должности во власти. При этом самому Сталину они отдавали должное, называя своим наставником
У Владимира Аллилуева был старший брат Леонид – ровесник Владимира Шахурина и его закадычный приятель. «Дневник Володи одно время лежал у нас в буфете, – пишет В. Аллилуев. – Моя мать (сестра покойной жены Сталина Надежды Аллилуевой. – Прим. ред.) этот дневник нашла и тотчас отдала матери Володи. Что это за дневник, она, конечно, понятия не имела. И очень жаль, так как из этого дневника следовало, что Володя Шахурин был «фюрером» «подпольной организации», в которую входил мой брат Леонид, Вано и Серго Микояны, Артём Хмельницкий, сын генерал-майора Р.П. Хмельницкого, и Леонид Барабанов, сын помощника Микояна. Все эти ребята учились в одной школе. Софья Мироновна, получив от моей матери дневник сына, через некоторое время передала его Л.П. Берии. В результате все оказались во внутренней тюрьме на Лубянке. Последним был арестован Серго Микоян».
Владимир Аллилуев пишет об этой истории сдержанно, что и понятно. В противном случае пришлось бы расшифровывать, почему в его рассказе появилось именно слово «фюрер», а не «атаман», скажем, или «председатель».
Простить и забыть
Получив дневник покойного Шахурина, Берия поручил дальнейшее разбирательство начальнику следственной части по особо важным делам НКГБ Льву Влодзимирскому, приказав засекретить все материалы. Ведь обстоятельства дела не могли не шокировать: на дворе середина 1943 года, граждане страны как один воюют с фашистами, о зверствах немцев известно даже детям. И в это время дети заслуженных деятелей советского государства – генералов, академиков, членов правительства! – создают тайную организацию, называя её «Четвёртый рейх». Подростки вовсю восхищаются эстетикой фашизма, цитируют труды Гитлера и называют друг друга «группенфюрерами» и «рейхсфюрерами»! Да за сотую долю от такого можно превратиться в лагерную пыль!
Но это если речь идёт о простых гражданах, а не о сыновьях функционеров. С докладом Берия отправился к Сталину. По преданию, вождь хмуро выслушал историю о «Четвёртом рейхе», бросив в конце: «Вот волчата…» Неизвестно, сообщил ли глава НКВД вождю о таком обстоятельстве: члены организации рассчитывали в будущем взять власть в стране в свои руки. Не путём переворота, конечно, а строя гарантированную отцами успешную карьеру и занимая высокие должности во власти. При этом самому Сталину они отдавали должное, называя своим наставником. Подобный реверанс со стороны «группенфюреров» выглядел более чем двусмысленно.
Ни один из подростков в итоге так и не был привлечён к серьёзной ответственности. Тем более что сами они рассказали на следствии, что ни о каком «Четвёртом рейхе» не имеют понятия – всё это фантазии покойного Шахурина, зачем-то вписавшего их в свой дневник. Потому всех в итоге просто выслали на год в города Урала, Сибири и Средней Азии, а после ситуацию и вовсе спустили на тормозах. Так, Иван Микоян, будучи в Душанбе, окончил авиационно-техническое училище, затем академию имени Жуковского и стал выдающимся авиаконструктором. А Пётр Бакулев стал известным учёным в области радиолокации.
Почему же Сталин поступил так либерально? Владимир Аллилуев пишет, что вождь просто пожалел подростков – мол, и без того война идёт, зачем лишние трупы. Однако есть и иная версия: вряд ли Сталин не понимал, что, расстреляй он «рейхсфюреров», следом придётся казнить и их отцов – ни один не простит ему смерти сына. Потому и ограничился ссылкой.
«В этой истории сошлись три советских поколения: старики – руководители советского государства. «Отцы» – поколение 40-летних Шахуриных и Уманских, в которых проявляется уже острейшее желание «просто жить», пользоваться своими привилегиями, строить особняки, коллекционировать иномарки. Наконец, поколение «детей», – отмечал журналист Александр Терехов, написавший о деле «Четвёртого рейха» роман «Каменный мост». – Россия переживала самую трагическую свою пору, а сыновья героических наркомов восхищались фашистской формой, рейхом и разнообразными способами искали удовольствий. Это не игра, это обыкновенная жизнь, так часто бывает. Посмотрим за окно – там всё то же самое. Просто у нынешних мальчиков есть возможность получить наследство и есть куда уехать из места, откуда папы качают нефть и газ».
Источник