По ту сторону рампы: как мы пытались объяснить именитому актеру, что он не прав
Накатывающие бурными волнами обсуждения/осуждения/горькая ирония в отношении поведения именитых актеров разной степени заслуженности разбудили в памяти историю, непосредственной участницей которой была я сама. Люди сходятся во мнении, что с представителями богемы мы живем в разных мирах. Ну, да. В разных. По многим причинам (не только финансовым). И дикому расслоению этому не год, и не два. И выражается оно по-разному, но отражает одно: пропасть между артистами и людьми, которая была со времен средневековья, и которую, казалось, удалось устранить в современности, на самом деле никуда не делась.
Сразу оговорюсь: чесать под одну гребенку всех служителей Мельпомены я не намерена, ибо среди моих знакомых были и есть артисты, отличающиеся глубокой порядочностью, добротой и благоразумием. В общем, нормальные люди, адекватно воспринимающие действительность и окружающих их людей.
Заслуженный артист
Дело было в год 300-летия Российского флота. Я в ту пору была участницей народного театра «Экспромт» при Дворце культуры судостроителей. То есть, для нас, как представителей профильной организации, дни ВМФ всегда были горячими: концерты, театрализованные представления и прочие плюшки.
В тот год мы отыграли большую театрализованную программу в центральном городском парке (даже статья в городской газете была «А наш Пётр лучше!» — ее автор был свидетелем празднования в Санкт-Петербурге и, сравнивая, оценил игру нашего актера, непрофессионального, но талантливого))) и в своем районе, на Спорткомплексе. Без ложной скромности скажу: сценарий был мой.
А по осени предстояло большое мероприятие во Дворце культуры, посвященное, к тому же, то ли юбилею, то ли какой-то другой знаменательной заводской дате. И руководство посчитало, что самодеятельный Пётр — жидковато для такого события. И пригласило «Петра» заслуженного.
Когда я рассказала об этом своему другу и учителю, актеру нашего ТЮЗа, он поведал мне историю сего деятеля. В давние времена тот служил в Первом Русском театре (вдруг, кто не знает — это театр имени Федора Волкова). Всегда отличался взбалмошностью, своенравностью, недисциплинированностью. И не дурак был «залить за воротник». В год какого-то то ли съезда, то ли пленума, в театре ставили тематический спектакль (была такая «традиция» — приурочивать к оным датам постановки), где этот актер играл роль высокопоставленного чиновника, формалиста и волокитчика. Суть пьесы была в том, что ветеран войны (тоже животрепещущая проблема!) не может добиться правды в вопросе получения квартиры, кажется. А гады-чиновники его мурыжат и гоняют по инстанциям (в итоге дело-таки закончилось хорошо благодаря вмешательству, как вы понимаете, партийных деятелей). Так себе, говорят, пьесочка была — сама засвидетельствовать не могу, не видела по причине младенческого на ту пору возраста, но шла своим чередом, и ничто не предвещало. Пока не грянуло 1 января следующего года.
Не подумайте — никакой трагедии не случилось. Просто представьте, в каком состоянии актер вышел на сцену после новогодней ночи. И вот, открывается занавес. На сцене сей актер-чиновник, сидит за столом. Приходит к нему несчастный ветеран, начинает свой монолог, протягивает бумагу. А «чиновник», не глядя, ее. подписывает.
Финал! Занавес! Скандал и увольнение.
Стоит ли удивляться, что при упоминании имени этого актера, коллеги закатывали глаза и издавали характерные звуки, в переводе на человеческий означающие «ОСССПАДИИИ. » Откуда у него звание? А он уехал в другую республику, где о его сценическом подвиге никто не знал, и требования менее строгие были, чем в РСФСР, и там заработал.
Не надо! Пожалуйста, не надо!
Но вернемся к Петру.
Мне, как сценаристу, естественно, пришлось мощно переработать базовый сценарий, изначально написанный для открытой площадки, с учетом всей концертной программы. Это была оплачиваемая работа, поэтому никаких проблем. А вот то, что мне пришлось «на общественных началах» лично распечатывать текст роли для заслуженного (по всем театральным правилам, что на печатной машинке делать было не так уж легко) заставило неприятно дернуться.
Предчувствие меня не обмануло. Появившись только на предпоследней репетиции (профессионал, чо!), заслуженный глянул одним глазом текст и заявил, что учить его не будет — да и некогда уже. У него, мол, есть свой. И достал мятую бумажку. Возможно, он уже играл по этому тексту, и не раз.
Естественно, доработки сценария, с учетом новых обстоятельств, мне пришлось делать спешно и бесплатно (а нашим — учить новый текст). Но дело даже не в этом. По задумке заслуженного, при встрече Петра, ему должны были выносить не только хлеб-соль, но и чарку (которую резко пришлось делать, ибо в реквизите нашего маленького театрика ее не было), под которой. должен был лежать конверт с деньгами. Он достанет их и потрясет: «А. Шельмы. » Это была оплата его выступления (занятой человек; типа, ждать после выступления времени нет), но публика-то об этом не знала!
Услышав такое предложение, мы буквально побледнели. Почти все наши артисты были детьми тех самых судостроителей, которых собирались «чествовать» (путем вручения грамот и памятных кружек). А на заводе уже несколько месяцев не платили зарплату. Народ хрен без соли доедал.
Мы горячо просили заслуженного не делать этого. Ситуацию объяснили в красках. Мол, и так сие торжество неоднозначно воспринимается, а тут он еще со сцены деньгами — настоящими, не бутафорскими! — трясти вздумал. Зачем так людей обижать в день профессионального праздника? Товарисч сделал понимающее лицо, мол, да, я не знал, нюансы важны, спасибо.
И вот, начинается представление. За пару минут до выхода на сцену — как сказала потом девушка, выносившая кубок, — заслуженный ринулся, типа, проверить реквизит и сунул-таки конверт под кубок. И вынул-таки деньги, зараза, и потряс!
Если вам случалось выступать, вы, возможно, знаете, как остро ощущаются на сцене эмоции зала. Ни до, ни после того случая я НИКОГДА не ощущала такой волны холода и немой обиды! Ибо это было глумление над людьми в чистом виде!
На удивление, после представления заслуженный пришел в наш кабинет, рассыпаясь в похвалах и дифирамбах коллективу, и предлагая «отметить» событие совместным распитием «красненького» (которое, видимо, успел купить на полученные денюжки). Меня резко затолкали в гримерку, чтоб я не наговорила чего — уж очень я была возмущена его поступком. Вскоре ко мне присоединились и товарищи. Наша руководительница, видимо, сказала заслуженному пару ласковых, спокойно, но неприятно — соответственно контексту обстоятельств — после чего он быстренько ретировался.
Фамилию я не называла намеренно. Если он еще жив, то совсем старенький уже, на пенсии. Да и актер был, в общем-то хороший. Человек — оно (которое не тонет). А вы говорите — Ефремов, Домогаров, Тарзан. «Ото ж маштаб!» — как говорит персонаж Кортнева в спектакле «День радио». Масштабируем и получаем. Вот это вот все.
Особенно горько то, что эти гадости, творимые отдельными представителями профессии, бросают тень на всех, заставляют людей относиться с подозрением к каждому, кто выходит на сцену или снимается в кино. Вот, уже местами проскальзывают напоминания о том, что в прежние века актеров и за людей-то не считали, и хоронили-то за оградой кладбища. Этак ведь можно до, бог знает, чего договориться! Уж в двадцать-то первом веке, наверное, надо, наконец, научиться понимать друг друга. Люди, в конце концов, разумные. Хомо, как говорится, сапиенс.
Ну, а пока — очередной финал. Занавес. Спасибо за прочтение!
Источник