Криптовалюта является предметом хищения

Несколько ремарок к вопросу о криптовалюте как предмете хищения

Не буду перечислять многочисленные публикации в сети с разными версиями о возможных квалификациях «хищений» криптовалюты. Очевидно, в связи с распространением оной этот вопрос будет стоять и крайне остро. Оставим за скобками рассуждения об иных составах (конечно, там первыми на очереди компьютерные), попробуем рассмотреть вопросы с хищениями, к которым все, так или иначе, сводят полемику.

Признаки хищения, как объективного, так и субъективного свойства, по большей части присутствуют при завладении криптовалютой (самым главным здесь будет вопрос, как же ей можно завладеть, что требует очень любопытного перспективного анализа специалистами в области информационной безопасности, ибо без подробного описания уязвимых мест и возможных схем, любые рассуждения о формах хищений — бесперспективны). Странно, что основные дискуссии разворачиваются в сфере именно форм, которые, как известно, варьируются, преимущественно через объективный признак способа хищения. Главным в данном случае будет вопрос предмета преступления, поскольку здесь именно он предопределяет не только конкретный состав, но и объект.

Напомню общее место. Уголовное право России понимает в качестве предмета хищения имущество (прим. 1 к ст. 158 УК РФ). Причем используется узкое «овеществленное» понимание имущества, когда предметами хищения по общему правилу выступают лишь классические вещи в узком смысле слова, то есть раскрывающиеся через материальные (физические) параментры и границы. Следует здесь согласиться с высказанным мнением, что криптовалюта никак к такой категории относиться не может (См., например: Савельев А.И. Криптовалюты в системе объектов гражданских прав // Закон. 2017. N 8. С. 136-153 ).

Определенный нюанс существует лишь в отношении мошенничества, поскольку в данном случае речь идет о приобретении права на имущество, а не о физическом завладении оным. Таким образом, в данном составе мы говорим и о праве на имущество, охватывая объекты недвижимости, а также, например, безналичные деньги. Тем не менее, как справедливо указывает в п.12 ППВС РФ № 51 от 27.12.2007 г «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», безналичные деньги становятся предметом хищения в силу их природы, как платежного средства по смыслу ст. 140 ГК РФ. Таким образом, в понятие имущества мы включаем вещи, деньги и ценные бумаги. Следует признать, что у нас нет никаких оснований рассматривать криптовалюту как платежное средство. Соответственно, применительно к каким-либо формам хищения речь о биткоинах или близких по своей природе разновидностях криптовалюты вести нельзя. Это концептуальная основа регулирования в РФ вопросов ответственности за хищения, которая на сегодняшний момент позволяет размышлять лишь о потенциально возможном отнесении к предмету таких куда более традиционных субстанций, как электроэнергия, информация и проч. В этом ряду криптовалюта располагается в качестве «наследника шестнадцатой очереди», имеющего права лишь поправить ленту на венке.

Здесь надо оговориться, что наряду с криптовалютой, которая, скажем так, существует самостоятельно, существует криптовалюта используемая в рамках Initial Coin Offering в инвестиционных целях. Как и в случае с выпуском ценных бумаг на фондовый рынок, конечным результатом в соответствии с неким «проспектом эмиссии» будут проценты или доля в бизнесе. В упомянутом случае криптовалюта играет роль в существующей в уголовном праве терминологии суррогатной ценной бумаги или легитимационного знака. Фактически, она удостоверяет право на имущество. Естественно, неправомерные корыстные действия по приобретению в свою пользу или пользу третьих лиц через криптовалюту имущественного права, будут при наличии остальных признаков состава квалифицированы как мошенничество. Вероятно, как мошенничество в сфере компьютерной информации (ст. 159.6 УК РФ), поскольку данная статья содержит специальную норму. Предметом в данной ситуации, подчеркну, выступает не криптовалюта, а имущественное право. Завладение же криптовалютой, как разъяснил все тот же Пленум ВС РФ, будет приготовлением к хищению, как если бы виновный завладел банковской картой, талоном или номерком в гардеробе. Такой подход уже используется зарубежом для целей смежного регулирования.

Вопрос о том, как быть в случае завладения иным имуществом, не подпадающим под признаки предмета хищения, также давно решен в уголовном праве. Для этого в УК РФ существует ст. 165 УК РФ, которая включает в понятие имущество все, что видится таковым цивилистике. Любые виды обогащения от незаконного использования чужого имущества, если они сопряжены с обманом либо злоупотреблением доверием, привычно рассматриваются в рамках данной нормы. В качестве обмана выступает использование чужого логина/пароля, что также неодократно разъяснялось и устоялось в практике. Представляется, что криптовалюта по своей природе больше личная, чем предъявительская. Тот же подход, вероятно, будет воспринят практикой в связи с незаконным завладением артефактами в компьютерных играх, когда устоится понимание их имущественной природы, поскольку артефакты должны иметь законную экономическую стоимость. Ключевым в этом дискурсе будет вопрос правомерности возмездной передачи того или иного артефакта с точки зрений правил, установленных разработчиком. Если такие сделки незаконны, то и уголовно-правовой защиты нарушенного права не существует. В данном случае законодатель регулирует лишь отношения в области компьютерной безопасности.

Источник

Криптовалюта как предмет преступления: проблемы квалификации и защиты

Цифровая собственность нуждается в уголовно-правовой защите

Законодатели предпринимают первые несмелые шаги на пути нормативного закрепления понятия виртуальной валюты и порядка оборота цифровых активов. С 1 октября 2019 года цифровые права официально отнесены к объектам гражданских прав. Соответствующие изменения внесены в ст. 128 Гражданского кодекса РФ ФЗ № 34-ФЗ от 18 марта 2019 года.

Изменения действуют меньше месяца, однако уже многим правоприменительная практика сформировала подход, при котором криптовалюта получила статус иного имущества применительно к ст. 128 ГК РФ ввиду открытого перечня объектов гражданских прав. Цифровые активы по факту признали «законным имуществом» для целей налогообложения и учёта при расчётах с кредиторами в процедурах банкротства. Разъяснения по вопросу отражения доходов российских организаций от операций с криптовалютой даны в Письме Министерства финансов Российской Федерации от 09.02.2018 № 03-03-06/1/8061. Судами биткоин признавался ликвидным имуществом, за счёт которого могут быть удовлетворены права кредиторов (Постановление 9-го ААС от 15.05.2018 по делу № А40-124668/2017, Постановление 9-го ААС от 18.04.2019 по делу № А40-12639/2016 и т. д.). И если в указанных судебных актах признаётся возможность включать криптовалюту в конкурсную массу и истребовать у владельцев, то фактически суд признаёт право лица «по своему усмотрению владеть, пользоваться, распоряжаться содержимым криптокошелька как своим собственным имуществом, совершать в отношении него любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц». То есть осуществлять полномочия, близкие к полномочиям собственника, предусмотренные ч. 2 ст. 35 Конституции РФ и ст. 209 ГК РФ.

С другой стороны, когда речь идёт о свободном распоряжении и сделках с цифровыми активами, их статус определяется как «вне закона». Поскольку финансовая система страны является объектом правовой охраны публичного права, неурегулированное правовое положение криптовалюты позволяет Центробанку, прокуратуре и следственным органам по настоящее время квалифицировать её как «денежный суррогат». В этой связи любым операциям по обращению и действиям по распространению информации о криптовалюте может быть дана уголовно-правовая квалификация, а владельцы цифровых активов нуждаются в уголовно-правовой защите собственности.

Сама по себе уголовно-правовая квалификация деятельности криптовалютных площадок без установления в действиях отдельно взятых лиц признаков конкретного состава преступления, во-первых, не основана на законе, во-вторых, произвольным образом направлена на ограничение прав их пользователей, в-третьих, противоречит фактическому принятию и закреплению в обороте цифровых активов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что следственные органы заходят в тупик в попытке квалифицировать преступления, связанные с криптовалютой.

Мошенничество или финансовая пирамида? Некоторые проблемы квалификации преступлений, связанных с криптовалютой

В практике адвокатского бюро Alliance Legal проводником своеобразной логики регулятора относительно статуса цифровых активов выступило одно из региональных УМВД России. В начале 2019 года по факту деятельности одной из криптовалютных платформ было возбуждено уголовное дело по ст. 172.2 УК РФ, предусматривающей ответственность за организацию «финансовой пирамиды».

Возбуждение уголовного дела по данному составу поставило следственный орган перед беспощадными вопросами квалификации преступления. В частности, как может быть незаконной та деятельность, которая законом не запрещена, а по мнению президента и зарубежных правовых порядков, и вовсе законна? Если криптовалюта не является денежным средством, то является ли она «иным имуществом»? А если является, то сопоставим ли его объём с объёмом привлечённых средств или имущества? Каким образом подлежит установлению реальный объём криптовалютных транзакций в рамках торговой платформы?

В такой ситуации следственный орган нашёл нетривиальный способ разрешения сложных вопросов, переквалифицировав деяние на более понятный состав ч. 4 ст. 159 УК РФ («Мошенничество, совершённое организованной группой либо в особо крупном размере»).

В рамках бесфигурантного уголовного дела в порядке ст. 91 УПК РФ следствие задержало подозреваемых и направило в суд ходатайство об избрании в отношении них меры пресечения в виде заключения под стражу.

Достаточным основанием избрания самой строгой меры пресечения, по мнению следствия, явилось совершение преступления «дистанционным» способом. При этом на прямой вопрос суда следователь заявил, что не имеется доказательств, достаточных для предъявления обвинения по ст. 159 УК РФ: доказательств самого факта хищения денежных средств и (или) иного имущества путём обмана или злоупотребления доверием.

Всё, чем располагало следствие, – это ряд физических лиц, заявивших о добровольном приобретении на личные средства криптовалюты и последующей неудачной инвестиционной деятельности с использованием криптовалютной платформы.

Таким образом, диспозиция ст. 159 УК РФ спорные вопросы квалификации криптовалюты как предмета преступления не сняла, но поставила следственный орган перед необходимостью доказать не только факт, но и способ хищения именно криптовалюты, а не денежных средств.

Как результат – в удовлетворении ходатайства об избрании меры пресечения суд отказал, подозреваемые были освобождены из-под стражи в зале суда.

Данный пример является показательным, во-первых, с точки зрения бессилия и уязвимости правоохранительной системы перед вызовами цифровой экономики, ведь в случае совершения реального преступления с использованием цифровых активов следствие по делу рискует быть парализованным ввиду невозможности эффективно решать задачи уголовного судопроизводства по сбору, закреплению, оценке доказательств, уголовно-правовой квалификации образующих состав деяний. Во-вторых, он показателен с позиции очевидного конфликта публично-правовых и частноправовых интересов непосредственных владельцев цифровых активов.

Многочисленные пользователи криптовалютной платформы, имеющие личные онлайн-кабинеты, располагая собственными денежными средствами, в разные периоды времени добровольно вкладывались в приобретение цифровых активов, что никогда не было запрещено законом Российской Федерации. Такие цифровые активы были приобретены через интернет-кошельки с использованием единственно возможного средства платежа на территории Российской Федерации – российского рубля. К нарушениям установленного государством порядка расчётов эти транзакции не привели.

Представляется очевидным, что скачки курса криптовалют, обусловленные самыми различными обстоятельствами на мировом рынке, не могут давать основание голословно утверждать о повсеместном строительстве финансовых пирамид, а тем более под видом защиты прав неопределённого круга лиц напрямую нарушать права конкретных лиц, владельцев интернет-ресурсов и собственников цифровых активов.

Напомним, что базовые нормы для регулирования оборота цифровых прав и криптовалюты, совершения сделок с ними будут в скором времени закреплены ФЗ РФ № 419059-7 «О цифровых финансовых активах». Законопроект проходит второе чтение в Госдуме. Вместе с тем неизвестно, поможет ли новый закон разрешить имеющиеся противоречия в определении статуса криптовалют или создаст почву для необоснованного уголовного преследования собственников классических криптовалют, ограничив их оборот в российских информационных системах.

Источник

Очерк о квалификации хищения криптовалюты

Одной из наиболее актуальных тем в сфере как частного, так и публичного права, становится разработка правового режима операций, совершаемых с криптовалютами. Тем не менее, на фоне таких острых вопросов, как определение правовой природы криптовалюты, с точки зрения ст. 128 ГК РФ, возникает вопрос правовой охраны отношений, связанных с использованием криптовалют и совершением операций с ними. В этом случае неизбежно на первое место выходит публичная криминальная сфера, выполняющая имманентно присущую ей охранительную функцию.

На фоне разворачивающихся на страницах ведущих юридических изданий и в профессиональных социальных сетях дискуссий о возможной криминализации сферы применения криптовалюты неизбежно встает вопрос о наличии либо отсутствии возможности криминализации её хищения.

Тем не менее, при ответе на поставленный вопрос специалисты в сфере уголовного права, прежде всего, вынуждены вторгнуться в сферу цивилистического анализа, поскольку первым шагом на пути к определению правильной квалификации криптовалюты является определение её правовой природы с точки зрения объектов гражданских прав, а именно – необходимо определиться с тем, возможно ли отнести криптовалюту к категории «имущество», формализованную гражданским законодательством.

Уголовно-правовая традиция, несмотря на значительное разнообразие подходов в судебной практике к определению понятия «имущество», все же настаивает на соблюдении правила о том, что при уголовно-правовой квалификации экономических преступлений используемые законодателем при описании признаков составов таких преступлений термины нужно толковать исходя из закона, регулирующего отношения, охраняемые нормой Особенной части УК[1]. Соответственно, при определении базовой категории «имущество» в рамках квалификации хищений необходимо руководствоваться положениями ст. 128 ГК РФ.

Поверхностный анализ аргументов сторонников и противников признания имущественной правовой природы за криптовалютой позволяет согласиться с позицией Савельева А.И., основанной на широком толковании в практике ЕСПЧ для целей публичного права понятия «имущество» (англ. property), которая состоит в том, что криптовалюту следует рассматривать в той или иной степени в качестве «иного имущества», пока не установлено иное[2].

Соответственно, отталкиваясь от данного тезиса, далее можно вести речь о квалификации незаконного перехода криптовалюты в чужое обладание в качестве хищения.

Немногочисленная судебная практика[3] по вопросу о хищении виртуальной валюты (по аналогии с криптовалютой) в рамках сетевой игры, где участники договариваются об условной стоимости персонажей и «аксессуаров» к ним, демонстрирует весьма сомнительный подход.

Так, лицо А приобрело на некотором ресурсе логин и пароль лица Б к адресу электронной почты, который, в свою очередь, был привязан к аккаунту онлайн-игры. Впоследствии, заблокировав доступ к обоим аккаунтам легальному пользователю посредством изменения паролей, лицо А продало третьему лицу виртуальные игровые ценности персонажа аккаунта, принадлежащего лицу Б, а полученными от продажи денежными средствами распорядилось по своему усмотрению.

Судом действия лица А были квалифицированы по ч. 2 ст. Особенная часть > Раздел IX. Преступления против общественной безопасности и общественного порядка > Глава 28. Преступления в сфере компьютерной информации > Статья 272. Неправомерный доступ к компьютерной информации»>272 УК («Неправомерный доступ к охраняемой законом компьютерной информации, если это деяние повлекло блокирование, модификацию компьютерной информации, совершенный из корыстной заинтересованности»). На первый взгляд, подобная квалификация, с точки зрения правильности определения объекта преступного посягательства, выглядит верной. Как известно, объектом преступления, предусмотренного ст. 272 УК, являются общественные отношения, обеспечивающие правомерный доступ, создание, хранение, модификацию, использование компьютерной информации самим создателем, потребление ее иными пользователями[4].

Однако из приведенных обстоятельств следует, что в данной ситуации вполне очевидным является также посягательство на отношения в сфере собственности, так как предметом посягательства выступило имущество в виде виртуальных игровых ценностей, которые впоследствии были оценены в экономическом эквиваленте, то есть им в соответствии с правилами игры a priori была придана ценность. Таким образом, квалификацией деяния по ч. 2 ст. 272 УК само по себе хищение осталось «за бортом».

Изложенный выше пример из судебной практики позволяет проводить некоторые аналогии, связанные с потенциальным хищением криптовалюты. Представляется, что в случае с её переходом в незаконное владение иного лица также выполняется посягательство на два объекта: отношения в сфере компьютерной информации и отношения в сфере собственности. Такое положение вещей полностью исключает квалификацию хищения криптовалюты лишь по ст. 272 УК, поскольку в данном случае выполнение объективной стороны данного состава преступления является лишь способом создания условий для совершения последующего хищения.

Единовременное посягательство на указанные объекты при условии выполнения объективной стороны путем вмешательства в функционирование систем компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей, результатом которого становится хищение имущества либо приобретение права на него, вполне гармонично вписывается в конструкцию состава, предусмотренного ст. 159.6 УК («Мошенничество в сфере компьютерной информации»).

Особенностью данного состава преступления является то, что по сути с его введением была образована новая самостоятельная форма хищения, которая, в отличие от классического мошенничества (ст. 159 УК), не предусматривает в качестве обязательного квалифицирующего признака наличие обмана либо злоупотребления доверием. Напротив, данная форма «мошенничества» предполагает, что завладение имуществом или приобретение права на него сопряжено с проникновением в информационную среду, в которой осуществляются различного рода информационные операции, юридические последствия которых состоят в приобретении участниками оборота имущества в виде денежных средств или имущественных прав[5].

В настоящее время практика применения ст. 159.6 УК сопряжена, в основном, с хищениями денежных средств с помощью получения неправомерного доступа к банковским онлайн-сервисам и последующим переводом денежных средств на расчетный счет лица, совершающего преступное посягательство.

Однако в контексте полного отсутствия правового регулирования оборота криптовалют и их квалификации с точки зрения объектов гражданских прав в качестве «иного имущества» подобная, в некоторой степени огрубленная, квалификация представляется наиболее точной.

Иная квалификация, например, сконструированная как совокупность ч. 2 ст. 272 и соответствующего вида хищения, вызвала бы ряд возражений с точки зрения существующей догматики.

Во-первых, при квалификации данного деяния в качестве совокупности ч. 2 ст. 272 и 158 УК возникает необходимость опровержения традиционного представления, что предметом кражи в уголовном праве может быть лишь осязаемая вещь, хотя это и не оговорено специально в качестве квалифицирующего признака состава кражи в законе.

Во-вторых, при квалификации указанного деяния в качестве совокупности ч. 2 ст. 272 и ст. 159 УК, появляется возражение с позиции судебной практики. Пункт 13 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2007 № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» указывает на то, что квалификация деяния в качестве мошенничества возможна лишь при наличии обмана лица, а не компьютерной системы. Учитывая отсутствие обмана в качестве квалифицирующего признака ст.159.6 УК, такой проблемы не возникает.

Подводя итог рассуждениям, следует отметить, что постепенное вхождение в экономический оборот криптовалюты и её аналогов требует, прежде всего, отклик на уровне доктринальных разработок и впоследствии в законодательном регулировании защиты имущественных отношений. Они связаны с определением правового статуса криптовалюты и возможностью её отнесения к категории «имущество» для целей уголовно-правовой охраны отношений. Несмотря на некоторые допущения, хищение криптовалюты в рамках нынешнего правового регулирования представляет собой посягательство на два объекта, охватываемое составом мошенничества в сфере компьютерной информации, и соответственно, не требующее от законодателя введения каких-либо новых специализированных составов или квалификации по их совокупности.

[1] Яни П.С. Легализация преступно приобретенного имущества: предмет преступления // Законность. 2012. N 9. С. 28 — 33.

[2] Савельев А.И. Криптовалюты в системе объектов гражданских прав // Закон. 2017. N 8. С. 136-153.

[3] Постановление № 1-112/2017 от 11 апреля 2017 г. по делу № 1-112/2017 // URL: http://sudact.ru/regular/doc/8fOXO0Qg7g5Q/

[4] «Методические рекомендации по осуществлению прокурорского надзора за исполнением законов при расследовании преступлений в сфере компьютерной информации» (утв. Генпрокуратурой России) // СПС «КонсультантПлюс».

[5] Яни П.С. Специальные виды мошенничества // Законность. 2015. N 8. С. 35 — 40.

Источник