Это своего рода бизнес

«Брак – это своего рода бизнес!»: знаменитая певица о деньгах, о муже и о том, как они прожили вместе 54 года

Карл Дин и Долли Партон в браке уже 54 года. Столь длительный союз является для шоу-бизнеса некоторой диковинкой и даже исключением из общих правил. Популярная исполнительница периодически дает интервью прессе. В нем она рассказывает об отношении к мужу, деньгам и самой семейной жизни. Недавно Долли Партон вновь пообщалась с журналистами.

Полная свобода

Долли Партон занята построением карьеры, раскруткой собственного тематического парка. Карл Дин владеет фирмой по ремонту дорог. Супруги никогда не лезут в дела друг друга, сохраняя определенный баланс. Это бережет их семью от конфликтов, ссор и распрей.

При этом Долли Партон указывает на другой важный момент. Женщина отмечает, что люди должны относиться к браку, как к своеобразному бизнесу. Недавно исполнительница поделилась этой информацией с Габби Барретт.

Советы

Над каждой проблемой необходимо внимательно работать. Это касается практически всех сфер семейной жизни. Долли Партон считает, что при формировании крепкого и устойчивого брака следует уделить внимание финансам, отношениям между супругами. Только детальный анализ позволит избежать ошибок и идти вместе по дороге жизни максимально продолжительное время.

Правильные решения по разным мелочам в результате упрочат союз. Пара станет значительно крепче. Подобный подход Долли Партон рекомендует использовать и в бизнесе. По ее мнению, для успеха предпринимателю следует учесть массу различных составляющих. Добиться этого сложно, но при определенной сноровке качество принимаемых решений будет только лучше.

Певица также советует супругам не особо лезть в дела друг друга. Причина проста. Любому человеку нужно какое-то личное пространство. Иначе может возникнуть дополнительное давление на психику. Результат будет только хуже. Возникнут разные ссоры и межличностные конфликты.

Источник

Доступный люкс: как бывший менеджер «Ренессанс-Капитала» зарабатывает миллионы на секонд-хенде

Основательница одной из старейших российских компаний на рынке российского люксового ресейла — Second Friend Store — Анна Любан родилась в Северодвинске. В 15 лет она с родителями переехала в Москву, отца-инженера пригласили на работу в крупную строительную компанию. По окончании школы Любан поступила в Финансовую академию при Правительстве России, а через пять лет получила диплом специалиста по финансовому менеджменту.

В 2006 году после шести собеседований с руководителями разных уровней она устроилась в инвестиционную корпорацию «Ренессанс-Капитал». «В итоге меня пригласили в отдел учета операций с ценными бумагами», — вспоминает Анна Любан. В корпорации она проработала семь лет. «Мне кажется, что любой работник корпорации рано или поздно осознает себя лишь винтиком в большом процессе. Мне вдруг стало тесно, я захотела выйти из системы. Создать что-то свое», — рассказывает Любан.

Идея из гардероба

Идея своего бизнеса родилась сама собой, из переполненного гардероба, смеется Любан. «Зарплаты в «Ренессансе» были достойные, но так как на тот момент у меня не было ни семьи, ни детей, большую часть я тратила на брендовые вещи. По 50 000-70 000 рублей в месяц могло на это уходить», — вспоминает она. Вечеринки и встречи зачастую требовали специального дресс-кода, но далеко не все можно было надеть дважды, и вещи просто пылились в шкафу. В конце 2010 года пришла идея о создании бизнеса по перепродаже люксовых вещей, бывших в употреблении. А в марте 2011 года Любан запустила первую версию сайта. Изначально партнером по бизнесу выступила подруга и одноклассница Любан, позже она вышла из бизнеса. Магазин назвали Second Friend Store.

«Концепция простая: мы не считаем, что секонд-хенд предназначен для тех, у кого не хватает денег на новые вещи, — говорит Анна Любан. — Наш проект — это своего рода платформа для «обмена» интересными, а иногда и уникальными вещами, обувью или аксессуарами, которые по тем или иным причинам больше не интересны их владельцам». Как это работает? Желающий продать вещь оставляет заявку на сайте Second Friend Store. В случае положительного ответа от платформы он передает вещи в шоурум для оценки и предпродажной подготовки. Вещи проходят химчистку и починку (если требуется), их фотографируют и размещают на сайте. Компания получает от 25% до 50% с каждой сделки. «Чем дороже вещь, тем меньше наша комиссия», — уточняет Любан.

Шоурум в квартире

Бизнес захватил «сразу и полностью», признается бизнесвумен, из «Ренессанса» пришлось уволиться. «Никаких конкурентов у нас десять лет назад не было, был только комиссионный магазин «Мечта» на Чистопрудном бульваре, туда вся Москва носила свой «люкс», — говорит Анна Любан. Магазин, кстати, работает до сих пор.

Первый шоурум подруги открыли на улице Правды, в съемной пятидесятиметровой квартире на первом этаже. «Затраты были минимальные. Аренда, что-то потратили на создание сайта — и все. Примерно 100 000 рублей. Все на свои деньги делали», — отмечает Любан.

После открытия, по ее словам, клиенты «потекли рекой». Подруги поняли, что им необходимо нанимать дополнительный персонал. Первой сотрудницей стала клиентка. «Она проработала у нас несколько лет. Отвечать приходилось за все: за организацию приема вещей, внедрение складской системы учета, тестирование каналов привлечения траффика, работу со СМИ и так далее. Сейчас она занимает руководящую позицию в Condé Nast Creative Studio, — говорит бизнесвумен, — И мы до сих пор близко дружим».

За неполный первый год работы, через Second Friend Store было продано около 1000 вещей на 1,5 млн рублей.

Череда неудач

Первый успех сменился трудностями. «Бизнес требовал расширения. Мы решили сменить локацию, сделав ставку на офлайн-продажи», — рассказывает Анна Любан. В 2013 году Second Friend Store заново открылся на территории бывшего Бадаевского пивоваренного завода. На площади 200 кв. м разместился офис, фото-студия и шоурум. «Все сделали по-взрослому. Проект от дизайн-бюро, 5 млн рублей в стройку ушло», — говорит Любан. По ее словам, место подкупило близостью к «Москва-Сити» и Кутузовскому проспекту, но позже стали очевидными его недостатки. Оказалось, что большая часть клиентов компании передвигается на общественном транспорте, а до ближайшего метро «Киевская» пешком было 15-20 минут. Подруги обрадовались, когда на территории «Бадаевского» начали открываться дорогие рестораны, но оказалось, что их посетителей шопинг не интересует.

Грянувший в 2014 году кризис и девальвация рубля сильно ударили по Second Friend Store. Продажи рухнули до 30%. «Мы полностью ощутили на себе влияние кризиса, очевидно, у людей стало меньше денег. Если раньше наши клиенты покупали сумку из новой коллекции и сдавали ее уже на следующий сезон, то теперь они стали носить вещи гораздо дольше. Чтоб поддержать оборот, мы были вынуждены принимать вещи большей степени износки, расширили ассортимент за счет более дешевых брендов», — вспоминает Анна Любан. Second Friend Store в итоге выжил, но репутацию пришлось восстанавливать несколько лет.

Проблемы росли как снежный ком. В 2015 году «по личным обстоятельствам» бизнес-партнер покинула проект. «В 2017 году на «Хлебозаводе» (куда секонд-хенд переехал с «Бадаевского») трафика тоже не получилось, аудитория совсем не была нашей, компания была в минусе», — сетует Любан. На поддержание бизнеса она была вынуждена взять 2 млн рублей в кредит в банке. «Мысли бросить все, закрыться, конечно, посещали, но я почему то решила идти до конца», — вспоминает Анна Любан.

И все сложилось

В 2019 году Second Friend Store снова переехал, на этот раз в самый центр, на Мясницкую. Первостепенными задачами было повысить средний чек, вернуть аудиторию и оптимизировать выкладку товаров на сайт. «Но все требовало денег, к тому же на мне висел незакрытый кредит», — рассказывает Любан. Появился бизнес-ангел: один из ее родственников выделил ей $100 000.

Ассортимент Second Friend Store пересмотрели в сторону более дорогих марок в премиум- и люкс-сегментах, что позволило в два раза увеличить средний чек. Например, если на «Бадаевском» средняя стоимость вещи была 6500 рублей, то на Мясницкой уже 12 000 рублей. «Место в центре Москвы принесло лучший трафик за всю историю компании. Кто-то заезжает после работы, кто-то во время воскресной прогулки», — радуется Анна Любан. Продажи выросли до 48 млн рублей в год. Самой дорогой вещью, которую продала компания, стал пуховик Louis Vuitton за 212 000 рублей (на официальном сайте компании аналогичный стоит около 400 000 рублей).

Источник

Основатель ПИК — РБК: «Вроде маржа большая, а выходит убыток»

В 1990-х годах Кирилл Писарев вместе с партнером Юрием Жуковым создали группу компаний ПИК, которая в 2007 году в рамках IPO была оценена в рекордные для отрасли $12 млрд. Но в кризис 2008 года партнеры потеряли контроль над группой. После этого Писарев построил новый бизнес — девелопера Wainbridge, работающего преимущественно в Европе и США, а также управляющую возведенными объектами компанию The Collection.

В интервью РБК Писарев сравнил маржинальность и стоимость бизнеса в России и за рубежом, а также дал свою оценку произошедшего в 2008 году с ПИК.

«Маржинальнее в России, но это ничего не значит»

— Какая доля ваших активов и проектов сейчас за рубежом, какая в России?

— Я думаю, 70–80% за рубежом.

— Такое соотношение и предполагалось, не планируете наращивать долю в России?

— Так сложилось исторически: я уехал из России и долгое время строил бизнес в Англии, Европе и Америке, но мы продолжали параллельно строить в Москве коммерческую и жилую недвижимость. Наращивать свое присутствие здесь планируем, но соотношение зарубежных и российских проектов вряд ли поменяется…

— А где маржинальность больше: на Западе или в России? Насколько велика разница?

— По факту маржинальнее в России, но это вообще ничего не значит. Ты вкладываешь $1 млн и на выходе получаешь все тот же $1 млн. Только ты вложил 30 млн руб., а получил 75 млн руб. Вот и вся математика. И заплатил еще налогов. Вроде маржа большая, а выходит убыток. Вот и вся российская маржинальность.

— Все упирается в курс рубля.

— Да. И кроме того, на Западе, если ты сделал нормальную компанию, ты создаешь value (ее стоимость. — РБК). Все, что ты заработал, умножается на какой-то серьезный мультипликатор — на 20 или 30. А в России умножается на один, два или три. Вот вся разница. Можно сконцентрироваться на небольшом бизнесе на Западе, заработать меньшее количество денег, но в итоге достичь большей стоимости компании, чем в России. В этом основная проблема. Рынок в России очень серьезно недооценен.

— Из-за волатильности рубля или из-за политических рисков?

— Я думаю, все вместе.

— В Москве вы строите отель и резиденции Bulgari. Как развивается этот проект?

— Не могу сказать, что пандемия особо повлияла на продажи. У нас всего 14 резиденций со статусом квартир, мы уже продали половину. Все потенциальные покупатели понимают, что такое Bulgari, в каком месте находится проект (на Большой Никитской улице, в 600 м от Кремля. — РБК). Я думаю, что это сейчас самое горячее место в Москве с точки зрения качества жизни. Плюс сам продукт будет, конечно, уникальным. Мы достаточно спокойны с точки зрения продаж. Уверен, все продастся. К проекту есть очень большой интерес.

— Кто покупает, это россияне?

— Это россияне, да. Россияне, которые понимают, что такое Bulgari, что это за продукт. Интересно отметить, что всех покупателей Bulgari согласовывает.

— Согласовывает?

— Да. Это своего рода клубный дом.

«Куда ездят клиенты, там и находимся»

— У вас есть новый проект в Москве — реновация здания ресторана «Прага» на Арбате. Будете ли вы после окончания строительных работ управлять комплексом?

— Мы будем девелоперами этого проекта. Вопрос об управлении пока не решен, но мы бы хотели управлять этим комплексом через нашу управляющую компанию — The Collection. Сейчас она в процессе переименования и будет называться Voile d’Or. Наверное, это было бы неплохое дополнение к коллекции недвижимости, которая у нас есть по всему миру.

— Voile d’Or — это еще и один из ваших проектов во Франции. На Лазурном Берегу в Сен-Жан-Кап-Ферра вы реконструируете гостиницу, открытую в начале XX века. Работы еще идут?

— Да, мы получили наконец все согласования. Наша задача — увеличить сезонность использования отеля, чтобы он работал круглый год. Собираемся сделать центр, куда люди могут приезжать и вне сезона, проверять свое здоровье, делать детокс, заниматься спортом. Такие концепции очень востребованы во всем мире, а на юге Франции пока ничего подобного еще нет.

— Почему решили по названию этого проекта переименовать управляющую компанию?

— Во-первых, название очень красивое — Voile d’Or (в переводе с французского «Золотой парус». — РБК). Очень много наших проектов находится во Франции, управляющая компания тоже в Париже, и нам хотелось иметь французское название бренда.

Во-вторых, этому бренду уже около 60 лет. Отель повидал очень многих известных людей, те, кто знает юг Франции, особенно Кап Ферра, знакомы, естественно, с отелем. Поэтому мы решили взять это имя для нашего оператора.

— Большинство ваших проектов находится во Франции. Почему так получилось?

— Потому что мы исходим из нашего клиента. Куда ездят клиенты, там и находимся. Мы рассматриваем Jet-Set Destinations (направления путешествий, популярные среди состоятельных людей. — РБК). Наш клиент — это богатый человек, который предпочитает скорее арендовать, чем покупать. 70% наших клиентов — это американцы. Поэтому мы достаточно широко представлены на Сен-Барте (остров Сен-Бартелеми на Карибах, административно входит в состав Франции. — РБК), поскольку это американский рынок в основном. Частичка Европы, частичка Франции на американском континенте.

— Азиатские рынки рассматриваете, планируете выход туда?

— Думаю, выйдем со временем с проектами для аренды. Опять же, отталкиваясь от наших клиентов, это должны быть места, куда они ездят. Например, Сингапур, Гонконг, Токио. Будем смотреть.

Пять фактов о Кирилле Писареве

• Родился в 1969 году в Москве.
• В 1994 году вместе с партнером Юрием Жуковым основал Первую ипотечную компанию, которая выросла в группу ПИК.
• В 2008 году Писарев с состоянием $6,1 млрд занял 160-е место в глобальном списке миллиардеров по версии Forbes. Издание также включило его в список самых молодых миллиардеров мира.
• После ПИК Писарев основал девелоперскую компанию Wainbridge, общая площадь всех построенных проектов, как указано на сайте компании, — более 444 тыс. кв. м, их общая стоимость — свыше $4 млрд. Заявленная выручка в 2020 году — более $200 млн. Вторая компания Писарева, The Collection, специализируется на управлении премиальной недвижимостью.
• Писарев вместе со своим бывшим партнером по ПИК Юрием Жуковым является совладельцем Банка жилищного финансирования (занимает 166-е место по размеру активов).

«Купил и купил. Для себя любимого»

— В России ваши проекты ориентированы на продажи. Здесь, если говорить про премиальную недвижимость, все-таки предполагается, что нужно ею владеть? Арендная схема не работает?

— В России рынок работает очень интересно. Зачастую стоимость недвижимости не соответствует уровню арендных ставок. В Америке все очевидно: исходя из аренды, сразу можно понять, сколько стоит квадратный метр или квадратный фут. В России это не работает пока. Здесь два варианта: либо аренда слишком низкая, либо цена на квадратный метр слишком высокая. И 90% людей, которые покупают недвижимость в России, особенно luxury, не думают об этом как об инвестициях, они думают: купил и купил, для себя любимого.

— А за рубежом думают скорее об инвестициях?

— За рубежом, даже если ты не думаешь об инвестициях, ты понимаешь, что цена плюс-минус правильная. Цена соответствует аренде, которую ты можешь получить за эту недвижимость.

— Что у нас должно произойти, чтобы это тоже выровнялось? Или это просто специфика рынка?

— Это специфика развивающихся рынков. Через несколько десятков лет рынок стабилизируется и появится некое соответствие.

— В ваших проектах за рубежом много покупателей из России?

— В Великобритании 70–80% всех покупателей — китайцы. Китайцы из Китая, из Гонконга, из Тайваня. Остальных по чуть-чуть. Русские не покупают — может быть, в силу пандемии.

— Как ваша арендная стратегия чувствует себя во время пандемии?

— Очень хорошо. Мы делаем достаточно большие юниты — либо резиденции, либо виллы, и во время пандемии этот продукт был востребован со стороны нашего клиента.

Например, в Нью-Йорке мы тоже сразу решили делать апартаменты класса люкс в нашем проекте 401 West и сдавать их в длительную аренду в рамках концепции. Нам важно оставить здание у себя на балансе, чтобы управлять им. Такого продукта сейчас в Нью-Йорке нет, мы сделаем.

— Гостиничный бизнес в пандемию просел очень сильно, а вы говорите, что вас это как будто не затронуло.

— У нас не типичные гостиницы. У классических отелей действительно все плохо. Насколько я знаю, заполняемость гостиниц, например, в Париже сейчас меньше 10%. Фактически там два-три человека заехали, и вот тебе вся гостиница. При этом держать ее открытой убыточно.

Мы же в январе 2020 года открыли отель Maison Villeroy в Париже — очень компактный, всего 11 резиденций. Люди, измученные пандемией, этими локдаунами просто хотят сходить в ресторан, но они не могут этого сделать, потому что это запрещено. Зато они могут приехать к нам в гостиницу, где у нас не обычные номера, а резиденции со столовой, кухней. Мы можем предоставить им, например, ужин из ресторана с высокой кухней. Вот, кстати, ресторан при отеле в январе этого года получил звезду Мишлена, а проработал он всего год… То есть человек, живущий в Париже, снимает номер в Париже для того, чтобы с женой или с девушкой, с семьей провести время, вкусно поужинать или пообедать. Наша концепция позволяет это сделать, а большие отели так не могут.

«Все ждут серьезного подъема на private equity рынке»

— В прошлом году вы говорили, что планируете продать 25% вашей управляющей компании The Collection. Планы не изменились?

— Да, скорее всего, выведем на продажу 20–25%. Мы больше года работаем с Bank of America. Заключили с ними соглашение, они представляют наши интересы на рынке капитала.

К этой стратегии есть интерес со стороны многих профессиональных, в том числе и институциональных инвесторов, но в целом сектор private equity в связи с пандемией сейчас не совсем интересен для инвесторов. Он требует определенного подхода к due diligence. Люди должны приезжать и смотреть, физически быть на площадках, на наших проектах и т.д. Сейчас в основном рост идет в public equity, поскольку инвесторам никуда не нужно ехать, они основывают свои решения на исследованиях. Мы ждем, и все ждут серьезного подъема на private equity рынке в сентябре этого года.

— Почему в сентябре?

— Потому что летом все будут путешествовать, отдыхать, набираться сил после пандемии, а уже в сентябре начнется нормальная работа. Но у нас совсем нет цели продать пакет акций любой ценой. Мы хотим хорошего инвестора, качественного, который помимо средств привнесет в компанию еще и свою экспертизу, добавит капитализации.

— Вы планируете IPO вашей управляющей компании?

— Да, частный инвестор — это первая стадия привлечения капитала. И по классике жанра через два-три года мы должны выйти на публичный рынок, обеспечив тем самым возможность выхода для наших инвесторов.

— Какую долю планируете разместить на рынке?

— Все зависит от нашего стратегического инвестора, от того, захочет ли он остаться частично, либо полностью, либо полностью выйти. Исходя из этого, будет определена структура размещения.

— Во сколько сейчас оценивается компания?

— Достаточно существенно. Знаете, за год до IPO ПИК была такая не очень хорошая статья, не очень красивая. Написали, что владельцы ПИК оценивают себя в миллиард, ха-ха-ха. Ровно через год мы продали себя, исходя из капитализации $12 млрд. Теперь, чтобы никого не нервировать, я лучше промолчу.

— А Wainbridge не собираетесь вводить на публичный рынок?

— Wainbridge — это все-таки в большей степени именно профессиональный девелопер. У него на балансе в отличие, например, от ПИК или ЛСР нет активов, мы выполняем только услуги. Те проекты, которые реализует Wainbridge, а затем управляет The Collection (в будущем Voile D’or), практически все остаются в собственности управляющей компании. Наверное, с точки зрения капитализации пока, по крайней мере, она не очень существенная, но тот объем проектов, который Wainbridge уже сделал, делает и будет делать, существенный, он исчисляется миллиардами долларов. Поэтому пока мне сложно ответить на этот вопрос.

— В Wainbridge три партнера — вы, Майкл Белтон и Михаил Сердцев. В Collection та же структура собственности?

— Нет, в The Collection я являюсь мажоритарным акционером. Мне принадлежит более 90%. Остальные — у небольших акционеров, в числе которых и Wainbridge.

«Пробурил, и мне, как новичку, повезло»

— Помимо бизнеса в недвижимости вы инвестируете и в другие сферы, например производство биопротеина. У вас даже есть нефтяной бизнес в Поволжье: РНГК «Саратов» занимается добычей нефти и газа. Как давно вы занимаетесь этим бизнесом?

— Вот мы и дошли до моего основного бизнеса (смеется). Шутка. Совершенно случайно оказался в этом бизнесе. Это, наверное, самое последнее, что мне было нужно. С теми лицензиями, которые у меня были, нужно было бурить и что-то искать. Я человек неопытный, но, естественно, пробурил, и мне, как новичку, повезло. Компания хорошая, работает уже 12 лет. Добываем лет десять.

— Вы будете и дальше разрабатывать или планируете продавать этот бизнес?

— Я бы с удовольствием продал, но, как я уже сказал, в России компанию не оценят по ее реальной стоимости.

Как основатели ПИК лишились компании

В 2007 году группа ПИК провела IPO, которое стало крупнейшим размещением девелоперской компании на европейском рынке. Инвесторам предложили 15,6% компании, всю ПИК оценили в $12,3 млрд.

В начале кризиса в 2008 году долговая нагрузка группы достигала $1,32 млрд. Осенью 2008 года правительство Москвы потребовало от ПИК снижения цен по контрактам, по которым город должен был выкупить у девелопера под социальные программы жилья на $1,2 млрд. В итоге город расторг контракты.

Во время кризиса капитализация компании на несколько месяцев опускалась до $300 млн.

В 2009 году контроль над ПИК перешел к структурам «Нафта-Москва» Сулеймана Керимова — бизнесмен сначала получил 25%, затем увеличил долю до 45%. Сообщалось, что после того, как он получил долю в ПИК, группа провела реструктуризацию кредитов.

Писарев и Жуков окончательно вышли из состава акционеров компании в 2011 году.

Сейчас группа ПИК — это крупнейший застройщик жилья в России. Основной владелец группы — ее президент Сергей Гордеев, ему принадлежит 59,33%, еще 23,05% — у ВТБ.

— Десять лет назад вы перестали быть акционером группы ПИК. Как вы думаете, если бы в кризис 2008–2009 годов, когда продажи квартир сильно упали и это, очевидно, отразилось на ПИК, была господдержка вроде программы льготной ипотеки, которая действует сейчас и была в 2014-м, сложилось бы все иначе?

— Я перестал быть акционером ПИК не из-за кризиса или отсутствия правильных госпрограмм, а совершенно по другой причине. И люди профессиональные ее понимают. Но я не хочу возвращаться к событиям 2008 года.

Я, кстати, ни о чем не жалею, что так в итоге получилось, потому что иначе бы я сидел в ПИК и был бы сконцентрирован только на российских проектах. Как говорят, нет худа без добра — у меня появилась возможность построить компанию за рубежом. Я и команда, которая меня окружает, очень хорошо этой возможностью воспользовались. Мы стали международным девелопером и сейчас делаем на Западе крутые проекты.

Поверьте мне, там к русским отношение не особо, прямо скажем. Не по моей вине и не по вине огромного количества людей, которые живут на Западе и пытаются что-то сделать. И проламывать эту стену, доказывать, что ты что-то умеешь, — это очень сложно. И когда получается, когда тебя признают, это, конечно, классно. Другое ощущение совсем. Понятно, что я бизнесмен и моей основной задачей должно быть получение прибыли. Но я не только про деньги, я хочу делать что-то интересное.

— Вы для себя эту стену проломили? Видите какие-то изменения?

— Я считаю, что да. То, что мы сделали, — это больше 40 проектов в том или ином виде. Где-то мы делали чистый девелопмент, где-то управляли, где-то финансировали. Львиная доля этих проектов была суперуспешной. Я считаю, что в профессиональных кругах в таких странах, как Франция, Англия, Америка, к нам очень хорошее отношение, они понимают, что мы — профессиональные люди. Или Италия, например, если говорить про Bulgari. К нам люди уже не относятся как к русским, которые приехали и хотят что-то сделать «с наскока». К нам относятся как к профессиональной команде. Это дорогого стоит.

— Вы сейчас следите за тем, как ПИК развивается? Осталось ли в ней что-то от той компании, которую вы создавали?

— Слежу, естественно. Тяжело не следить, потому что рекламы много. Знаете, и это без всякого пафоса и сарказма: есть руководители разного уровня. Если он ушел и все рухнуло, значит, плохой руководитель. Я очень рад, что мы с партнером ушли, а компания живет совершенно спокойно. Мне кажется, прекрасно. Это как ребенок, который уже стал взрослым, развивается. Очень рад за компанию, что она большая, она гигантская, то, что я к этому приложил руку, родил эту компанию, — это приятно.

Источник